Они дошли до какой-то комнаты. Как и все, она была снабжена электрическим замком и кнопкой вызова изнутри и снаружи. Конвойный надавил кнопку, и дверь тут же открылась — так, словно за ними наблюдали.
— Вперед! — скомандовал старший лейтенант и подтолкнул его внутрь кабинета.
Соломин был уже здесь, и допрашивал он лично. Но вот задаваемые им вопросы были настолько просты, что уже на третьем вопросе Ти Джей заскучал, а на втором десятке, похоже, заскучал и сам Соломин. По крайней мере, наступила затяжная и довольно тягостная пауза.
Ти Джей размял плечи и положил руки на стол.
— Вы довольны, полковник? — Ему эта русская пародия на правосудие, за которой не стояло ни единой улики, порядком поднадоела. — Закончим? Или еще что-то хотите сказать? Только теперь я вас предупреждаю, что все, что вы скажете сейчас, будет обращено против вас! Так что вы имеете право хранить молчание.
Ти Джей демонстративно и нахально ухмыльнулся. Ему удалось перехватить инициативу у бывшего русского советника. Пусть отбивается. Соломин сделал какие-то пометки в своей папке и захлопнул ее. Сложил документы и щелкнул пальцами:
— Очень хорошо. Значит, так, господин, или правильно говорить «херр»?
Томми промолчал, и Соломин, выждав паузу, сухо произнес:
— Что ж, херр Джоханссон, тогда я официально информирую вас, что допрос на сегодня завершен. Будем искать вам нового адвоката, тогда и поговорим.
Томми встал и, поскольку ничего нового не происходило, нетерпеливо постучал по столу:
— Э-эй! Есть кто-нибудь? Ведите меня в камеру. Там хоть никто не капает на мозг.
— Вот как? Ну, как скажете… Значит, в камеру хотите?
Полковник явно что-то недоговаривал, но Томми уже и не слушал, точнее, не хотел слушать. И тут чекист его огорошил:
— В камеру так в камеру. Хорошо, так и передам норвежскому консулу, что вы устали и сегодня никого видеть не хотите.
Не дав заключенному очухаться, Соломин нажал на кнопку звонка. В один прыжок Ти Джей оказался возле него и схватил за горло. По крайней мере, ему так показалось, ибо вместо горла полковника в руках оказалась пустота, а сам Соломин почему-то очутился уже сзади него и выломал руку. Да так, что Томми охнул, ткнулся лицом в стол и застонал от боли и жгучей досады.
«Вот тебе и урок, Томми, не бери обязательств, которые не можешь выполнить…» — так говаривал покойный папаша.
Вбежавший конвойный ловко надел на него наручники и усадил на стул. Вывернутая рука ныла, а щека постепенно затекала от удара об стол. Во рту появился противный кислый привкус.
— Это проверка была. На ваш профессионализм, — невозмутимо пояснил Соломин и поправил пиджак. — Вы ее прошли, а я все, что мне было надо, выяснил. Так что же передать консулу?
— Катитесь к… — зло огрызнулся Томми.
— Так и сказать? — издевался Соломин. — Как-то невежливо. Боюсь нарваться на международный скандал. Советую все же выбрать для него слова поуважительнее.
Ти Джей на мгновение задумался и понял, что ничего страшного, по большому счету, не произошло, и если здесь в кабинете есть выигравший, то это именно он, а не Соломин.
— Ладно. Зовите своего, то есть моего, консула. Мне есть что ему сказать!
Норвежский консул Нильс Йоргенссен привез хорошие новости, и ему не терпелось встретиться с Торном Джоханссоном и сообщить, что им удалось нанять приличного русского адвоката. Однако первое, с чем он столкнулся, было ожидание. Он сидел и сидел в комнате ожидания Лефортовского следственного изолятора, а угрюмый прапорщик отвечал, что нет свободных следственных кабинетов для свидания. Затем прапорщик напомнил, что консул такой же человек, как все. Затем развил сомнительный тезис о том, что в тюрьме все равны: и следователь, и прокурор, и адвокат, и консул.
— Вот и ждите в порядке общей очереди, — бубнил прапорщик, когда норвежскому терпению консула приходил конец и потомок викингов принимался тарабанить по фанерной дверце оконца. — Что вы стучите? Я же вам объяснил, уважаемый, что это вам не ООН. Вон на стене, видите?
Прапорщик указал на противоположную стенку и замызганную табличку, исписанную мелким почерком.
— Там все написано. Про ваши права и наши обязанности. Там вам и Конституция, и Хартия ООН, и все законы.
И лишь когда консул совершенно отчаялся, у прапорщика на столе зазвонил телефон.
— Слушаю! Дежурный по КПП-1 прапорщик Борисенко. Да. Есть. Так точно. Пропускаю.
Прапорщик повесил трубку и окликнул консула:
— Господин консул! Проходите! Видите, подошла и ваша очередь. Прямо. Там вас встретят.
Консул шагнул внутрь, а через семь минут ходьбы, проверок и сдачи документов и мобильных телефонов он очутился в следственном кабинете. Перед ним восседал тот, кто назвался подданным Его Величества короля Норвегии. Томми протянул руку:
— Vilkømmen, káre herr konsul! Húr har ni det?
Йоргенссен ответил кивком и пожал протянутую руку.
— God dag!
Он подхватил своеобразное предложение задержанного говорить именно по-норвежски. Томми кивнул в ответ и продолжил по-норвежски с едва слышным консулу южным акцентом:
— А я вас, господин консул, заждался. Что скажете? Вам объяснили, что мне предъявляют?
Консул понимал, что у Торна накопилось много вопросов, однако начал он с того, что счел в данный момент главным.
— У нас есть дня вас хорошие новости. Мы нашли вам адвоката. Он молод, но уже достиг определенных успехов. Часто помогает нам.
— Вот как? Замечательно! Кто же это?