Шпион - Страница 72

— Не хотелось бы… — протянули сразу несколько человек.

Полковник Соломин поправил галстук и с кавказским акцентом, подражая известному персонажу из «Кавказской пленницы», сложил губы трубочкой:

— Э-э! Сам нэ хачу!

Обрыв

Артем посадил Соню на первый же самолет, а затем долго и бесцельно бродил по улицам Москвы — впервые, пожалуй, за много лет. Да, он понимал, что подобные отношения меж людьми, скорее всего, обречены — изначально. Ему было бы так же сложно привыкнуть к миру, в котором выросла она, как и наоборот. И все-таки, даже когда он объяснил себе это со всех возможных позиций, покой в душе не наступал.

Говоря юридически, в разрушении его персонального, пусть и ложного, счастья принимала участие третья сторона, и у этой третьей стороны наличествовали злой умысел и железная уверенность в своем праве стереть в порошок все, что мешает ее планам. И Соня каким-то образом этим планам помешала.

«Неужели все-таки Юра?»

Даже если бы Артем и не учился в Высшей школе КГБ, такое подозрение должно было появиться. Уже потому, что далеко не многие знали о том, что некий Проторов может быть в претензии к гражданке США Софье Ковалевской.

«Да никто, кроме нас, и не знал!»

Но кто-то этот механизм умело запустил, и этот кто-то был достаточно влиятелен, чтобы надавить на Проторова через налоговиков, и весьма заинтересован в изменении ситуации вокруг Института кибернетической физики.

«Ох, Юра, Юра…»

Тот, прежний, Юрий Соломин прямо сказал бы Артему Павлову все, что ему нужно. Но вот этот, этот на поверку оказался иным.

«А жаль…»

Нелегал

К восьми вечера полковник Соломин знал, в общем, все. Он видел, что «норвежец» Торн Джоханссон — шпион, и он ясно понимал: максимум, что можно вменить ему на суде, — телесные повреждения средней тяжести. «Ботаники» не в счет — все ведь вокруг понимают, что гражданину РФ перед следственной машиной так и так не устоять — не позволят. Для него, как руководителя следственной бригады, сколоченной специально под создание громкого шпионского скандала, это был провал — полный.

«Позвонить?»

Этот звонок мог повернуться по-всякому, но в условиях, когда под вопросом даже твои звездочки, надо было попытаться сохранить хотя бы имя.

— Полковник Соломин, — представился он поднявшему телефонную трубку адъютанту, — я бы хотел переговорить с Глебом Арсентьевичем.

И адъютант — впервые — не стал задавать лишних вопросов, а просто соединил.

— Да, слушаю тебя, Юра, — впервые, наверное, без поддевок, серьезным, усталым голосом отозвался Белугин.

— Плохо дело, товарищ генерал, — сказал все как есть Соломин, — мне ему совсем нечего шить.

— И как ты намерен с ним поступить?

Соломин пожал плечами. Выбор был невелик.

— Ломать буду. Если понадобится, через колено.

Белугин тяжело засопел. Он понимал, как это будет происходить: иностранца сунут в камеру к реальным беспредельщикам, и уже к утру он будет видеть мир и свое место в нем совершенно иначе. Да, будут жалобы, но они и так будут, а вот доказать «норвежец» не сумеет ничего — пластиковый пакет на голове не оставляет следов от пыток, и в арсенале любого опытного следака таких «спецсредств» больше, чем пальцев на руках.

— Ну… в общем, он нелегал… знал, на что шел, — после некоторого размышления сказал генерал. — Можешь ломать — даже через колено. Я возражать не буду. Но ты уверен, что исчерпал все иные средства? Он ведь может и закрыться.

Соломин задумался. Любой профессиональный нелегал имел свои способы противостоять беспределу со стороны следственных органов. И если, скажем, Джоханссон упрется, это могло кончиться фатально.

— Ну, есть у меня еще два-три цивильных варианта, — признал он, — попробую, конечно… но если он за сутки не расколется, мне понадобится ваша поддержка.

Белугин вздохнул. Ясно, что кто-то должен будет принимать на себя удар все то время, пока агонизирующего с пакетом на голове «норвежца» будут мягко, бережно уговаривать покаяться…

— Ладно. Я прикрою. Действуй, Юра.

Моцарт

Когда зазвонил мобильный, Артем уже закончил утреннюю гимнастику и дожаривал свой традиционный омлет: четыре белка и один желток. Поджарив с одной стороны, он перевернул омлет и засыпал тертым сыром, накрыл крышкой сковороду и уменьшил огонь до минимума. Телефон упрямо выдавал «Турецкий марш». Артем поморщился; он давно хотел сменить звонок, а то получалось пошло, как в анекдоте: «Бах, Моцарт, Бетховен — это чуваки, которые пишут музыку для наших мобильников». Но никак не доходили руки.

— Господин Павлов? — Мужской голос с чуть заметным северным акцентом растягивал слова и грассировал ударением.

— Да. Слушаю вас.

— Я консул Норвегии. Меня зовут Нильс Йоргенссен.

— Очень приятно, герр Йоргенссен. Чем могу помочь?

— Да, можете. Вы можете быть у нас сегодня в девять тридцать утра?

— Это через час с небольшим. Одну секунду, я проверю свое расписание.

Артем сдвинул сковороду с начавшим подгорать омлетом с конфорки и подошел к портфелю. В ежедневнике значились три встречи до обеда. Первая в 10.00. Он снова взял трубку:

— Герр Йоргенссен, вы слушаете?

— О да. Я внимательно слушаю и повторяю свою просьбу быть у нас в девять тридцать. Это возможно? Пожалуйста…

Норвежский консул был предельно вежлив.

— Да. Конечно. Это возможно. Но скажите, какова цель встречи?

— О, разумеется. Речь идет о том роде услуг, что вы уже неоднократно оказывали нашим подданным. Мы хотим просить вас взять под защиту одного человека. — Консул на мгновение замолчал и добавил: — Это не совсем обычная просьба, и поэтому мы просим вас лично прибыть для разговора. Так будет удобнее и вам, и нам.