«Уже не скажет», — понял Соломин.
Профессор и впрямь оправился от шока, а главное, часы упорно бежали вперед, и до того мгновения, как здесь появится консул Британии, времени оставалось — всего ничего. Уж это для профессора было ясно.
В принципе Соломин мог обсудить с Кудрофф детали договора, заключенного между Институтом кибернетической физики и британцами, но здесь начиналась очень зыбкая территория, наполненная самыми разными юридическими тонкостями, — нахрапом не взять.
Вернувшийся от Лены Черкасовой Артем вошел в свою квартиру около пяти утра. Катерины уже не было, а Соня, напротив, проснулась и уже, что называется, сидела на упакованных чемоданах.
— Я возвращаюсь домой, Артем, — тихо сказала она.
— Ты же говорила, что твой дом здесь, — осторожно напомнил Артем.
Соня покачала головой.
— Дома должно быть спокойно и безопасно — как в детстве, когда утыкаешься маме лицом в живот.
Артем снял и повесил плащ.
— А здесь?
Соня опустила голову.
— Здесь я себя чувствую затерянной посреди ледяного моря.
Артем присел рядом, обнял ее за плечи и притянул к себе.
— Как «Челюскин»?
Соня шмыгнула носом.
— Челюскин — это капитан «Титаника»? Тот, что и людей утопил, и сам утонул?
Артем покачал головой. Если и впрямь считать, что принадлежность народу определяется бессознательными коллективными образами, то они с Сонечкой принадлежали к разным народам.
Ибо там, где у него был образ оказавшихся на льдине посреди Ледовитого океана, казалось, обреченных, но все-таки спасающих друг друга людей, у нее было нечто иное: гибнущие пассажиры «Титаника» и десятки судов, спешащих мимо, потому что спасение пострадавшего не входит в их бизнес-план.
И вот с этим различием он поделать не мог ничего.
Андрею Андреевичу Павлову позвонили около шести утра.
— Этой ночью нашими доблестными чекистами арестован лауреат Королевской премии 1986, 1992 и 1998 годов, вице-президент столичного Королевского университета профессор Дэвид Кудрофф. Предварительное обвинение — шпионаж.
Павлов-старший поморщился. Он лучше многих представлял, к каким долговременным перекосам в отношениях стран приводят подобные аресты.
— А кто руководитель следственной бригады? — поинтересовался он. — Уж не Соломин ли?
— Точно. Юрий Максимович. Причем он арестовал не только Кудрофф, но и его коллег — уже с менее тяжкими обвинениями. И, само собой, есть один наш. Ну, этого за разглашение закатают даже без вопросов.
Андрей Андреевич задумался. После ничем не мотивированного задержания Сони Ковалевской он относился к деятельности Соломина довольно критически, но понимал, что у любого следствия есть свои резоны, и у Соломина они тоже могут быть. Оставалось два вопроса: вопрос к адвокату — соблюдение закона, и вопрос к МИДу — соблюдение международных приличий.
— Британский консул уже знает?
— Они нам и сообщили. Причем консул уже выехал в Лефортово и намерен там камня на камне не оставить.
Павлов тяжело вздохнул. «Камня на камне не оставить» — это было слишком громко сказано, но, учитывая профессорские регалии, неприятности у российской стороны будут в любом случае.
— Спасибо, — поблагодарил он и глянул на часы — 06.05, — я немедленно выезжаю в Лефортово.
Без четверти семь утра Соломин узнал, что в Лефортово прибыл консул Великобритании, и это само по себе обещало много-много «веселых» событий. Так что когда без пяти минут семь сюда же прибыл Андрей Андреевич Павлов, Соломин почти не удивился и, проведя его в свой кабинет, рассказал старому опытному мидовскому работнику все как есть.
— Я вам гарантирую, Андрей Андреевич, это именно шпионаж.
Павлов-старший нахмурился.
— Откуда такая уверенность?
— У профессора найдена схема встреч с агентурой. Он, разумеется, в отказ пошел, но я же не первый год в разведке!
— А если вы ошиблись?
Соломин затряс головой.
— Это точно схема. Первая встреча буквально с минуты на минуту, ровно в семь, у газетного киоска на станции метро «Арбатская».
— А если никто не появится?
Соломин торжествующе потряс ксерокопией странички из записной книжки профессора.
— Здесь еще три места: в восемь утра, в девять и в десять ноль-ноль… Кто-нибудь да придет!
— Стоп, Юра! — поднял обе руки Андрей Андреевич. — Никаких «восемь», «девять» и тем более «десять» утра не будет. Или ты прямо сейчас предъявляешь доказательства, или ты отпускаешь профессора.
— Как так? — не поверил Соломин. — Я имею право до десяти суток его…
— Что? — окатил его ледяным взглядом мидовец. — Это не та публика, Юра. Это нелегала ты можешь хоть на электрический стул сажать, хоть на кол — все десять суток подряд, а профессор Кудрофф относится к сливкам британского общества, он — гордость своей страны!
— Он шпион, — бросил Соломин.
Павлов-старший протянул руку ладонью вверх.
— Доказательства.
Соломин поджал губы; ему нечего было положить на эту протянутую ладонь. И Андрей Андреевич это видел.
— Я знаю, чего ты хочешь, Юра. Ты хочешь иметь право десять суток подряд хлестать его по щекам — без единого на то веского аргумента, а затем просто сломать его через колено и заставить взять на себя то, чего он и в мыслях не держал.
Соломин опустил голову.
— Но ты должен понимать, — покачал головой мидовец, — Кудрофф — не беззащитная девчонка с русскими корнями, и, когда здесь появятся его адвокаты, ты, Юра, будешь выглядеть о-очень бледно.